будьте!

Будьте, кузнечик и комета,

будьте, пеликан и планета,

будьте, морская соль и Солнечная система,

пойте с нами,

пляшите с нами,

возрадуйтесь с нами

во славу Творения;

соловьи и серафимы,

светлячки и сонмы ангелов,

хризантема и херувим,

(о херувим!)

будьте!

Воспойте хвалу

живущим и любящим,

пламени Творения,

Пойте с нами,

пляшите с нами,

будьте с нами,

будьте!

То были не только ее слова.

То были слова Сенекса,

Углубляющегося Спороса,

всех поющих фарров,

смех зеленеющих фарандол,

самой Иады,

всех митохондрий,

всех носителей-людей,

Земли,

Солнца,

танец звезды, чье рождение она видела,

галактик,

херувимов и серафимов,

ветра и пламени,

слово Славы.

Эхтры! Вам дано Имя! Мои руки обнимают вас. Вы более не ничто! Вы есть! Вы наполнены! Вы – это я!

Вы –

Мег!

– Мег!

И она обнаружила, что обнимает Чарльза Уоллеса.

– А где…

(«Где» не имеет значения…)

Здесь.

Здесь, в знакомой комнате Чарльза Уоллеса. Мег. Кальвин. Мистер Дженкинс. Один мистер Дженкинс. Настоящий.

И папа и мама Мёрри. И доктор Луиза с болтающимся на шее стетоскопом, растрепанная, измученная, счастливая…

И близнецы: у Денниса на щеке здоровенное пятно земли с огорода, оба мальчика чумазые и усталые после работы.

И Чарльз Уоллес! Чарльз Уоллес сидел у себя в кровати и дышал, дышал легко, нормально. Фортинбрас больше не сторожил дверь, которая теперь была приветливо распахнута настежь. Кислородная подушка валялась в углу – она была больше не нужна.

– Чарльз! Чарльз Уоллес! – Мег крепко обняла братишку, сглотнув непрошеные слезы. – Ты в порядке? Правда в порядке?

– Ему уже намного лучше, – сказала доктор Луиза. – Мы очень мало знаем о митохондрите, но…

Ее тонкий птичий голосок умолк, и она вопросительно посмотрела на Мег.

И папа тоже.

– Что бы ни произошло – где бы вы ни были, – Чарльз Уоллес в бреду все твердил о митохондриях и фарандолах и еще какое-то слово, похожее на «эхтры»…

– И о вас, – добавила мама.

– Мы были в одной из митохондрий Чарльза Уоллеса, – напрямик объяснила Мег.

Мистер Мёрри поправил очки тем самым жестом, что и дочка.

– Вот и он так говорил. – Он взглянул на своего младшего сына. – Я не в том настроении, чтобы сомневаться.

Миссис Мёрри сказала:

– В тот самый момент, когда мы подумали… подумали, что все кончено… Чарльз Уоллес вдруг выдохнул: «Эхтры исчезли!» – и сразу задышал свободнее.

– Я только одно могу сказать, – заметил Деннис, – когда Чарльз Уоллес вернется в школу, лучше ему не говорить того, что он тут нес в бреду.

– Я лично ни слова не понял, – добавил Сэнди, – а я не люблю того, чего не понимаю.

– И если бы мама с папой не переживали так из-за Чарльза Уоллеса, – добавил Деннис, зыркнув на Мег, – то тебе бы непременно влетело за то, что ты после школы не вернулась сразу домой!

– Где тебя вообще носило? – осведомился Сэнди.

– Ты что, думаешь, мы так и поверим во всю эту ерунду насчет того, что ты была внутри Чарльза Уоллеса?

– Можешь ты хоть раз в жизни рассказать все как есть?

– Мы, в конце концов, тоже переживали!

– А тут еще ты!

Они посмотрели на Мег, потом развернулись и посмотрели на мистера Дженкинса.

Мистер Дженкинс сказал:

– Мег говорит правду. И я тоже был с ней.

Близнецы ошеломленно притихли.

Наконец Деннис пожал плечами и сказал:

– Ну, может быть, когда-нибудь нам и расскажут всю правду.

– Главное, что Чарльз в порядке…

– Ну да, это главное. Все хорошо, что хорошо кончается, и так далее.

– Даже если нас все водят за нос, как обычно.

Они обернулись к доктору Луизе.

– Но с Чарльзом-то правда все в порядке?

– Чарльз точно здоров?

– На мой взгляд, через пару дней он должен полностью поправиться, – ответила им доктор Луиза.

Мег обратилась к мистеру Дженкинсу:

– Ну ладно, но как же насчет школы-то? Неужели там и дальше все будет так ужасно, как раньше?

– Не думаю, – ответил мистер Дженкинс самым ядовитым тоном.

– Но что же вы собираетесь делать, мистер Дженкинс? Можете ли вы что-то изменить?

– Не знаю. Я не могу просто взять и обеспечить Чарльзу Уоллесу безопасность. Ему придется научиться приспосабливаться самому. Однако теперь ситуация меня уже не так страшит. После всех этих наших… э-э… похождений мне будет куда легче входить в это старое красное школьное здание. Пожалуй, теперь обновление начальной школы станет для меня приятным развлечением, и в данный момент эта задача представляется мне вполне выполнимой.

Близнецы снова были ошарашены. Сэнди даже как-то сник.

– А что, есть совсем никому не хочется? – спросил он.

– А то мы тут так переживали из-за Чарльза, что совсем ничего не ели уже целых…

– А я бы жареной индейки поел, – сказал Чарльз Уоллес.

Миссис Мёрри посмотрела на него, и ее лицо, до сих пор напряженное, немного оттаяло.

– С индейкой, боюсь, ничего не выйдет, но несколько стейков разморозить могу.

– А можно, я спущусь вниз, когда обед будет готов?

Доктор Луиза смерила его своим пронзительным профессиональным взглядом:

– Что ж, почему бы и нет? Мег, вы с Кальвином можете пока посидеть с ним. А остальным предлагаю спуститься на кухню и заняться делом. Идемте, мистер Дженкинс, будете помогать мне накрывать на стол.

Когда трое ребят остались одни, Чарльз Уоллес посмотрел на Кальвина:

– А ты и рта не раскрыл?

– Незачем было.

Кальвин сел на кровать в ногах у Чарльза. Он выглядел таким же измотанным, как доктор Луиза, и таким же счастливым. Он ненавязчиво накрыл рукой ладонь Мег.